Просмотр полной версии : Молдавский и румынский язык - латинский алфавит или кириллица?
ПРИДНЕСТРОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННО-КОРПОРАТИВНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ
Научно-исследовательская лаборатория по истории Приднестровского региона
И. Д. Чобану - "РОДНОЙ ЯЗЫК В МОЕЙ СУДЬБЕ"
ПМР. Тирасполь. 1993
Во второй половине 30-х гг. все чаще и смелее раздавались голоса читателей МАССР с настойчивыми пожеланиями упразднить латинский алфавит и румынский язык, насильственно введенные в 1932 г., и вернуться к нашей национальной культуре, к традиционной молдавской письменности, созданной на основе славянорусской графики, и к молдавскому языку .
Отдельные политиканы ныне муссируют вопрос о том, что в 1924 г. МАССР была создана большевиками якобы с пропагандистской целью, чтобы давить на румынское правительство. Это тенденциозное мнение. Когда была образована автономная Молдавская республика, мы, ученики, испытывали бесконечную радость, что начали заниматься в школе на родном языке. До этого на упомянутой территории существовали только школы с преподаванием на украинском или русском языках.
В кругах интеллигенции республики усилилась борьба за выживание родного языка, приведшая с середины 1938 г. к изменению его норм.
Волей судьбы я неожиданно для самого себя оказался в эпицентре данных событий. Суровые обстоятельства требовали активного участия в горячих спорах. Мне довелось неоднократно выступать в печати и на совещаниях в дискуссиях. Отвергая румынский язык и местные архидиалектные тенденции, передовая общественность отстаивала нормы молдавского литературного языка. Вместе с защитниками последнего я прошел длинный путь, ставший смыслом моего бытия.
Развитие языкознания и культуры в МАССР и МССР, как и в других бывших советских республиках, протекало в поисках лучших решений. На этой тернистой стезе не всегда достигались положительные результаты. Бывали упущения, случались и досадные ошибки.
Так, примерно с 1926-1927 гг. в МАССР неправомерно осуждались языковая традиция, а также многовековая молдавская литература. Такие филологи, как Л. Мадан, П. Кьор и их последователи, занялись гипертрофическим выдумыванием многих искусственных слов, не встречающихся в молдавском языке. Они урод» ливо переводили с русского языка термины "количество" и "качество" - кытымник и кумэтэцыйник слова "повторять" - а дэдэори, "выставка" - арэтэрие, "однородный" - унофелник, "кислород" - акрариу (оксижен), "водород" - апариу (хидромен), "подлежащее" - шинерю (субъект), "сказуемое" - спунерю (предикат), "колхоз" - господкол, "ударник" - ложиторь, "пятилетка" - шиншьанка и т. д. и т. п. Конечно, текст, загроможденный словами такого типа, становился малодоступным и даже непонятным. В 1932 г. эти новшества были правильно осуждены и резко критиковались во все последующие годы, в особенности после 1941 г.
Тем не менее отдельные тенденциозные авторы по сей день трезвонят о них, утверждая, что такие "дикости" могли появиться только в МАССР. В действительности, если разобраться в истории, то известно, что подобны з явления встречались и у других народов. К примеру, часто прибегал к словотворчеству выдающийся русский лексикограф и писатель В.Даль. Он рекомендовал вместо слова "гармония" - соглас, "автомат" - живуля, "гимнастика" - ловко- силие, "атмосфера" - мироколица, "горизонт" - глазоем и т. д.
Небезызвестный Арон Пумнул, буковинский учитель Эминеску, стремился создавать язык только из коренных народных слов. Он поддерживал надуманные слова: вместо "фрагмент" - фрынгэ- мынт, "галстук" - гытлегэу и др. Я, как и другие, всегда осуждал эти вредные упражнения в языкознании.
Так, в статье "Несколько слов о языке", помещенной в "Молдова Сочиалистэ", начавшей выходить с середины 1938 г. на молдавском алфавите (на кириллице), мы строго предупреждали рьяных журналистов-словотворцев о том, что мы отходим от западноевропейских слов и выражений, непонятных и чуждых нашему народу, но это вовсе не означает, что мы возвращаемся к областническим формам языка маданистов, также вредным, к тем временам, когда отсутствующие слова в литературном языке создавались тысячами искусственно, а орфографические нормы строились на ультраместных формах.
В другой своей статье "За литературный язык, понятный народу" ("Молдова Сочиалистэ". 1938. 4 октября), где очерчены основные задачи молдавского языкознания, я отстаиваю мысль о том, что литературный язык может быть прочным лишь в том случае, если он не "фабрикуется" в кабинетах, не выдумываются отсутствующие в языке слова, а входят в него через литературу. Это значит, что мы должны поднять вопрос освоения молдавской литературы прошлого".
Тогда никто не мог назвать классиков поименно, так как деятели культуры, упоминавшие о них до 1937 г., были осуждены. Весьма трудно было предложить наиболее оптимальный вариант литературных норм языка.
К примеру, в 1938 г. в Тирасполе на совещании ученых, писателей, журналистов, учителей были обсуждены и одобрены новые литературные нормы без буквы "г" (г'ыртие, мог*ор), без узкоместных произношений ть, дь, нь (тьатрэ, дьине, ньел) и др. Без этих сугубо локальных особенностей во второй половине 1938 г. почти вся фонетика и морфология молдавского языка были опубликованы для учителей-филологов в ряде номеров "Молдова Сочиалистэ" и журнала "Октябрь".
Когда редактором упомянутой газеты стал П. Ф. Терещенко, общее выработанное мнение было зачеркнуто. Вследствие вмешательства этого партаппаратчика и других ответственных работников обкома КП(б)У и председателя Президиума Верховного Совета МАССР Ф. Г. Бровко в установление норм молдавского литературного языка дело пошло против решений указанного совещания. П. Ф. Терещенко опубликовал несколько "руководящих" статей по установлению узкоместных норм для молдавского литературного языка. Мне пришлось в статье "Знаем ли мы язык?" ("Октябрь". 1939. №5.) выступить против субъективных утверждений упомянутого автора. Моя смелость не прошла безнаказанно.
Некоторыми она была воспринята в штыки. В 1939 г. вышел в свет учебник "Грамматика молдавского языка" (издание 1-е), в который меня как автора под давлением сверху и с согласия профессора М. В. Сергиевского заставили включить нормы узкообластнических выражений.
Тем не менее учебник с легкой, но трусливой руки псевдонима "Ынвэцэторул Н", был подвергнут тенденциозной критике в "Молдова Сочиалистэ" от 17 апреля 1940 г. (как стало известно, под псевдонимом скрывался Митрофан Опря). Не выдвигая никаких аргументов, автор пасквиля, поддержанный П. Ф. Терещенко, неоднократно повторял, что "Чобану составил грамматику, не основывающуюся на живом языке и имеющую мало общего с молдавским языком (выделено мною. - И. Ч.)".
Это надо было понимать так: Чобану составил румынскую грамматику. Если бы рецензент написал именно так, мне бы несдобровать. Ведь тогда даже употребление, скажем, такого термина, как "плусквампер- фектул", могло вызвать у некоторых недоумение и даже подозрение.
Мое опровержение не было опубликовано. А неверный курс в языке, основанный на фотографировании молдавской речи некоторых районов Левобережья и молдаван, населяющих ряд районов южного Буга, был приписан не П.Ф.Терещенко и ему подобным, а мне. И по сей день не могу избавиться от этого ярлыка, что моих оппонентов вполне устраивает.
Новое направление в молдавском языкознании ориентировалось на язык наших классиков. Если это в МАССР не могло стать реальностью, то в Молдавской Советской Социалистической Республике было воспринято положительно и осуществлено практически.
После 28 июня 1940 г. правительство МССР поручило Научно- исследовательскому институту истории, экономики, языка и литературы (После войны стал называться Институт истории, языка и литера¬туры (ИИЯЛ).
), и в частности сектору языка и литературы, руководимому мной, срочно внести предложения о нормах литературного языка, удовлетворяющих молдавское население обоих берегов Днестра и разработать новую орфографию молдавского языка.
Из бесед со многими бессарабскими литераторами, учеными, педагогами, журналистами выяснилось, что навязанный в Бессарабии румынскими властями литературный язык и нормы молдавского литературного языка, действовавшие в МАССР, декретированные сверху, подлежат упразднению. Тогда же встал принципиальный вопрос: какие нормы могут удовлетворить пожелания молдавского населения, подчеркиваю, обоих берегов Днестра? Создалась альтернатива. Высказывались главным образом взгляды о том, чтобы при разработке новых норм молдавского литературного языка в МССР принять за основу язык молдавских классиков литературы в сочетании с письменным языком начала XX в., когда в Кишиневе издавался ряд молдавских газет, журналов, книг, словарей и др. Этого курса придерживался Институт истории, экономики, языка и литературы.
Некоторые же представители интеллигенции, в особенности те, которые долгое время жили в Румынии, выступали за нормы румынского языка в условиях Советской Молдавии.
К сожалению, в то время кадровый вопрос был катастрофичным. Особенно не хватало специалистов по языку и литературе. По требованию сверху я должен был почти один в институте поднимать и комментировать упомянутые важные вопросы.
Так, газета "Басарабия Советикэ" за 22 сентября 1940 г. под псевдонимом Гори Леуштяну поместила мою статью "За язык, понятный народу", в которой говорилось: "Для того, чтобы молдавский литературный язык был стабильным, необходимо изучать творчество молдавских писателей прошлого времени и современных, с тем чтобы их язык был положен в основу литературного языка".
В газете "Молдова Сочиалистэ" за 29 мая 1941 г. увидела свет статья "Смелее использовать культурное наследие" автора этих строк. В ней излагались подходы к освоению литературного наследства, резко опровергался тезис о том, что пролетариат якобы должен создать свою культуру самостоятельно, без учета прошлой культуры. "Такие взгляды, - отмечалось в статье, - были и останутся и впредь вредными". В свете этой точки зрения рассматривалось творчество писателей Г. Уреке, М. Костина, И. Некулче, Д. Кантемира, Г. Асаки, И. Крянгэ, К. Негруци, В. Александру М. Эминеску, А. Донича, К. Стамати, Б. П. Хашдеу, Ал. Матеевича и др.
В этой же статье высказывалась мысль о том, что письменный "литературный язык должен быть государственным, авторитетным"
что "знание литературного языка народа, в среде которого он (руководитель республики. - И. Ч.) живет и работает, является честью любого человека".
В то время на такое смелое высказывание, к сожалению, никто не откликнулся: ни бывшие подпольщики, ни партийцы, ни даже ведущее писатели.
Одновременно с проблемами языка надо было срочно решать вопросы алфавита на уровне молодого молдавского парламента. 8 марта 1941 г. первая сессия Верховного Совета МССР постановила вернуться к традиционному молдавскому алфавиту на основе славянской письменности (кириллице). Это справедливо было воспринято как мероприятие, отвечающее истории нашей культуры и пожеланиям широких масс населения. Для молдавской письменности кириллица обладала большими возможностями, чем латиница. Она содержала больше букв, соответствующих фонетике нашего языка: э, ы, ш, ц, ч, ю, я, ь и др.
Мнение некоторых авторов о том, что латинский алфавит лучше удовлетворяет потребности молдавского языка, чем русский, не соответствует действительности. В данном случае берут верх амбиции, сеющие раздор не только среди молдаван, но и между молдавским и русским народами. Общеизвестно, что русские буквы по форме полностью сходны графически с латинскими, а 23 из 31 буквы латинской (румынской) графики абсолютно совпадают с кириллическими буквами.
Приведем следующее сопоставление
1. В румынской графике:
А, А, А, В, С, D, Е, I, I, Н, К, М, N, О, Р, Q, Т, Т, X, У, U, S, S
2. В кириллице:
А, А, А, В, С, Д, Е, I, I, Н, К, М, И, О, Р, О, Т, Т, X, У, U, S, S.
Как видно из приведенного сравнения, нет никакого преимущества латинского алфавита над кириллицей. Признать его это значит заведомо ввести в заблуждение общественность .
Вокруг кириллического алфавита по сей день идут кривотолки. Еще не перевелись авторы, разглагольствующие о том, что якобы в 1937 г. жестоко пострадали сторонники латиницы в Молдове. Это явная дезинформация. В последние два-три года газета "Молдова суверанэ" (в особенности) распространяет ложные версии, будто писатели МАССР Марков, Милев, Кабак и другие, руководители республики Старый, Голуб, Кьор и другие были репрессированы за то, что они-де защищали латинскую графику. В действительности же указанные писатели и руководители республики были арестованы еще в первой половине 1937 г., а латинский алфавит был заменен кириллицеи в МАССР лишь во второй половине 1938 г. Это подлинные факты.
По заданию Наркомпроса МАССР в первой половине 1938 г. я редактировал учебник А. П. Дымбула Трама-тика лимбий молдовенешть", основанный на латинском алфавите. В связи с арестом автора учебник вышел без его фамилии. Один экземпляр этой книги находится в Книжной палате в Кишиневе. К сожалению, "Молдова суверанэ" является Сегодня тем рупором, который вводит в заблуждение читателей. Так, в номере за 12 февраля 1991 г. этой газеты в статье "Черненко в Молдове" написано: "Именно Черненко был инициатором перехода нашего языка на кириллическую графику". Это обман! Даже дети знают, что Черненко приехал в Молдову лишь в 1948 г.
В институте истории, экономики, языка и литературы заканчивалась углубленная разработка вопросов нормирования орфографии молдавского языка. В марте 1941 г. на расширенной научной сессии по проблемам молдавского языкознания с участием молдавских ученых, писателей, журналистов, педагогов и других представителей народа, а также профессора М. В. Сергиевского были одобрены новые нормы молдавского литературного языка, основанные на языке традиции. После утверждения их правительством МССР 8 июня 1941г. они были обнародованы в печати. Газеты "Молдова Сочиалистэ" и "Советская Молдавия" прокомментировали эти нормы в передовых статьях. Нарком просвещения МССР В. Ф. Форш в обширной статье, сопровождавшей решение правительства, отмечал важность установления норм молдавского языка, отличающихся от таковых румынского языка.
Языковые проблемы, освоение литературы прошлого все время глубоко тревожили меня из-за безразличия, наблюдавшегося у части молдавской интеллигенции. Еще шла воина, когда в декабре 1944 г. в выступлении на сессии Верховного Совета МССР я подчеркнул: "Перед писателями стоит еще одна задача: изучать и осваивать литературное наследие классической молдавской литературы. Как ие могла развиваться никакая литература в мире, так и молдавская литература не может не учитывать молдавскую культурную традицию".
ЦК КП(б)М в постановление от 7 января 1945 г. о деятельности писателей Молдовы включил пункт об освоении классической литературы: "Обязать Оргбюро СПМ, Госиздат Молдовы и ИИЯЛ начать исследование литературного наследия классиков молдавской литературы (И. Крянгэ, В. Александру Гр. Уреке и др.)".
Спустя месяц в ИИЯЛ в свете этого решения состоялось обширное совещание ученых, писателей, педагогов, журналистов. Выло решено привлечь к деятельности по изучению литературы прошлого многих подготовленных людей. Принялись за работу С. Мельницкая и Е. Юраш (Г. Асаки), Г. Адам (К. Стамати), Л. Деляну (А. Донич), Г. Будак (К. Негруци), В. Комарницкий (А. Руссо), Г. Менюк и А. Лазарева (В. Александри), И. Канна и И. Вартичан (И. Крянгэ), Ем. Буков, Д. Ветров, Б. Истру, Л. Корняну (М. Эминеску) и др.
Казалось бы, наконец, дело пойдет на лад. Однако были люди, которые продолжали ставить палки в колеса.
На четвертой сессии Верховного Совета МССР 24-26 мая 1945 г. пришлось опять напомнить, что "мы должны смелее исследовать и издавать молдавскую классическую литературу". К сожалению, мои волнения продолжались. На следующей сессии Верховного Совета МССР 10-12 июля 1946 г. л высказываю глубокую неудовлетворенность тем, что работа не сдвинулась с места. Распространялись злобные слухи, что классики, мол, являются буржуазными писателями да еще националистами. В результате упомянутые авторы один за другим отказались от взятых обязательств, а других у нас не оказалось. "Некоторые товарищи, - продолжал я на сессии, — вынашивают вредные идеи в адрес ИИЯЛ: пусть они-де суют свою голову, и увидим, что из этого получится".
Установленные нормы молдавского языка постоянно подвергались издевательской критике со стороны боевиков-румынизаторов за то, что они-де не отражают культурный (читай - румынский) язык, а также со стороны тех, кто требовал возвести в норму говоры Левобережья Молдовы . В связи с этим Институт истории,
языка и литературы после долгих острых дискуссий в 1945 г. несколько уточнил эти нормы в сторону еще большего сближения с языком классиков литературы. Новые нормы удовлетворяли главным образом массового читателя, формировавшегося в 40-х гг., и просуществовали до 1957 г.
Чтобы показать молдавские особенности языка у классиков, приведем некоторые примеры из их произведений. Именно они убедили всех, в том числе членов молдавского правительства, что язык классиков литературы должен лечь в основу норм молдавского языка.
И. Некулче: пеире перде, пэрекь, ор роби, л-ой ынтоарче, трийзэчь, шесе, ынцэлес, чишме, локуиторь, примблэрь, шепте, кафе, ор вре, ор аве, Литва, а цыне, сама, а трия, сэнинул, пепрешть, ынцэлепт, блэстэм, нород, оспэтэтор, Крымулуй, а се апропие, вэлче, самэ ымбла, сэ маргэ, осындэ, Китай, Дания, Франция, Испания, Рым, Варшава.
В. Александра шеде, рэпеде, ой кынта, ой кэта, бластэмэ, пинтре, дизвалуит, шепте, сарэ, сэкарэ, кэтэм, ом ведя, кэмешэ, кэприй, кынтик, шерпе, пере, репезит (факсимилие), Францией, Крым, блэстэмул, абе, уриеш; молдавская форма множественного числа заканчивается на ь вместо е: штиинць, куноштинць, пърець, сэлбатичь; примбларе, рэпезь, кыне, пептул, стухул, мулцэмире, жаратичь, мустець, паинжиниш, дее. Слова: бороане, гытицэ, хар- бужь, зэмошь, кэсэпие, кушмэ и др.
М. Эминеску: бластэмэ, ымблынд, ор дуче, блэстэмул, спазмотик, мынь, рэдикат, желе, пэрете, жэр&тик, сынгуратик, паинжен, самэ, самэнэ, пэретеле, фэрмеьат, сарэ, шепте, мулцэминд, пептэ- нынд, пэрець, шеде, спэриет, тэмыет, молатик, прэвэлатик, мустя- ца, тэет, мынэ, сэ-шь dee, с'о ее, ой мерже, ой дуче, немынгыет, вэ плаче, ал сэрии, н'ой май фи, м ор тросни. Слова: бондар, пынтик, шагалник, прэбушире, понорыте, зугрэвит, олой и т. д.
И. Крянгэ: рыдикэ, ынтемеет, сэ-шь дее, бэет, кэмеша, аста, й-ой зиче, рэпеде, ой алерга, блэстэмау, аиштя-с, сама, мулцэмиць, ор да, сэ дее пэреке, шеде, сарэ, мустяцэ, зэу, пырэеле, аму, самэ, блэстемул, кушме, декынд сэ ее, мь-а пэре, Ой ынтоарче, цара аста, ымбрэцошаць, ынсфыршит, сэк, самэ, де-адрептул, аму, мулцэмим, спэриет, се ынфэцошазэ, пэреке, аста, иста, блэстэм, шесе, репеде, сэлбатиче, с'ор тэе, кынь, аста, фэрэмэкат, ынфэцэшазэ, сфыршит, мь-ой веде, й-ор рэмыне, служаскэ, сама. Слова: гецуш, гэвоздит, сфырлоагэ, кэлуп, оградэ, хожма, гычи, мирознэ, бодогэняу, склипуи, фелешагул и др.
Мы привели незначительное количество примеров, но молдавские черты проявляются широко в лексике, морфологии, фонетике,
синтаксисе, ударении. Эти стороны, а также исключительная образность нашего языка, его обаяние и звучность, склад речи еще ждут своего исследования.
В 1946 г. ЦК КП(б)М (В настоящее время мы все осуждаем чудовищные извращения в истории компартии, приведшие к крушению социалистического строя в СССР. Но Я не могу очернить то положительное, что имело место в последние десятилетия на территории бывшей МССР.) своим постановлением обязал Институт ИЯЛ сплотить историков и филологов и в кратчайший срок написать труд по истории Молдовы и учебники-хрестоматии по языку и литературе.
В ИИЯЛ были предприняты срочные меры, которые помогли разработать и написать ряд трудов. Вскоре была составлена программа по молдавскому языку, литературе всех эпох и фольклору (авторы И. Д. Чобану и Н. Г. Корлэтяну) для университета (литературу здесь начал преподавать научный работник В. П. Коробан). В первый том "Истории Молдавии" вошло несколько глав о культуре и литературе прошлого.
В том же пятилетии были написаны три учебника-хрестоматии (авторы) - Г. Богач, Б. Истру, Н. Корлэтяну, Л. Корняну, Е. Руссев). Указанные работы, как и главы из первого тома "Истории Молдавии", были очень ответственными, и мне довелось брать на себя научное руководство по подготовке к изданию и редактирование в то время, когда эти мероприятия противниками выставлялись чуть ли не как враждебные.
В 1946-1951 гг. было издано несколько словарей, составленных сотрудниками ИИЯЛ. Нас правильно упрекали в том, что эти книги еще не удовлетворяли потребностей читателей. Пожалуй, судьба каждого словаря полна нареканий. Однако, чтобы дать оценку, например, "Русско-молдавскому словарю" 1949 г. (как и другим нашим работам), надо исходить из его словарного запаса, лексикографического решения, достигнутой им цели и т. д. Таких словарей не было ни до 1917 г. в Бессарабии, ни в Молдавской АССР. Следовательно, со всеми своими недостатками он был определенным шагом вперед по сравнению с прошлым.
Вся указанная работа проводилась с учетом консультаций ученых Молдовы прежде всего с известным советским ученым академиком В. Ф. Шишмаревым. Автор данных строк, будучи директором ИИЯЛ, несколько раз встречался с Владимиром Федоровичем. В 1947 г. академик гостил в нашем институте. В том же году он дал ценнейшие замечания в письменном виде на мое исследование "Основы орфографии молдавского языка (ныне действующая орфография)"(Кишинев, 1947). Академик поддержал наш подход к освоению литературы прошлого, одобрил принципы орфографии.
В результате мероприятий, проведенных в 1945-1951 гг., сделан скачок в развитии молдавской художественной литературы, составлены и изданы учебники для средней школы почти по всем дисциплинам. Десятки тысяч граждан республики ликвидировали неграмотность. Были достигнуты первые успехи в подготовке молодых специалистов.
После молчапивого отказа упомянутых нами писателей исследовать творчество великого Эминеску и подготовить к изданию тома его произведений мы вместе с поэтом Б. Истру в том же 1947 г. предложили редакции альманаха "Октомбрие" статью о жизни и творчестве поэта. Она лежала в столах редакции Союза писателей , пока потерялась, а ее авторы были обвинены в румынском буржуазном национализме со стороны некоторых ответственных сотрудников ЦК КПМ. Копия указанной статьи с обоими подписями храниться в моем личном архиве.
Мы приглашали писателей на заседания Ученых советов, где поднимались вопросы о судьбе молдавской литературы прошлого. Одни приходили, молча слушали и уходили, а другие на словах возмущались, что не осваивается наследие классиков, а на деле стояли далеко в сюроне. Но кто, если не писатели, должны были проявить инициативу и настойчивость в этом важном деле Между тем Союз писателей во второй половине 40-х гг., когда шла самая острая дискуссия по вопросу о национальной принадлежности писателей прошлых эпох, не организовал на эту тему ни одного совещания. Эта организация, как и отдельные лица: Ем. Буков, занимавший тогда высокий пост в республике - зам. председателя Совета Министров МССР, Ф. Ф. Чиботарь - зам. министра народного образования, и другие - не поддержали нас в тех сложных условиях, не выступили ни со статьями, ни с обращениями к правительству, партии по вопросу освоения классического наследия. Боялись потерять посты. Другие деятели вроде бы писали тогда большие статьи, но прятали и к в сундуки. Теперь, по истечении 40 лет, когда рассеялся туман, они вынули их оттуда и опубликовали: вот, мол, как мы борспись. А в нужный момент тряслись: как бы чего не выи ло. И, дейс твительно, все могло случиться. Сегодня мы можем говорить о том, о чем тогда не могли даже заикнуться. Ведь в то время по любому вопросу науки последнее слово принадлежало ЦК и даже органам безопасности.
Только комиссия ЦК по составлению словаря и разработке научной грамматики в Т947г. решила вопрос о классической литературе (см. об этом подробнее статью "Память времени" - Народное образование. 1987.30 сентября)/!3 мая этого года на имя первого секретаря ЦК КП(б)М было направлено очередное письмо ИИЯЛ, в котором сообщалось, что издательства Молдовы задерживают печатание произведений классиков, учебников по молдавскому языку и литературе. Работники, тормозящие издание этой литературы классиков, были и в Минпросе МССР, и в ЦК. Но дело не сдвигалось с места. По решению ЦК КП(б)М была создана авторитетная комиссия, которая должна была окончательно решить судьбу литературы XIX в. В состав комиссии вошли: Е. Буков, С. Димитриев, Б. Истру, И. Канна, Н. Корлэтяну, А. Лупан, С. Мельницкая, Г. Руссев, П. Терещенко, И. Д. Чобану (председатель). Основными критериями в решении этого сложного вопроса были следующие: 1) исторический, 2) территориальный (от Днестра до Карпат), 3) языковой аспект (главный): содержит ли язык писателя самобытные молдавские черты. Названным критериям соответствовали такие писатели XIX в. (древняя литература не вызывала возражений), как Асаки, Донич, Стамати, Негруци, Руссо, Крянгэ, Эминеску, Александру Б. П. Хашдеу и др.
После неоднократных заседаний комиссия решила вопрос положительно. Началось издание классиков литературы. Протоколы работы комиссии хранятся в музее литературы Союза писателей Молдовы.
Позже, когда Л. И. Брежнев был в зените славы на посту Генсека, в Молдове в порядке преклонения перед культом личности приписали ему заслугу в решении вопроса о молдавских классиках. А. Лупан на VI съезде Союза писателей республики добрую половину своей речи посвятил Брежневу, ложно утверждая, что мы, мол, должны благодарить его за большбй вклад в дело освоения молдавской классической литературы. В день смерти Л. И. Брежнева Ем. Буков опубликовал воспоминания, в которых отмечалось, что лишь благодаря Брежневу мы получили классику. Ничего подобного не было. Это просто дань культу личности. Л. И. Брежнев считал, что решением вопроса о классической литературе должны заниматься молдавские ученые и писатели.
Вскоре развернулась историческая дискуссия по проблеме "нового" учения о языке Н. Я. Марра, в которой принял активное участие И.В.Сталин. Оппоненты самостоятельного молдавского языка воспрянули духом. Они взяли на вооружение "учение" Сталина и пошли в наступление. Доходили до сумасбродства: результаты молдавской лингвистики тех лет они полностью отнесли к марризму, ссылаясь на сталинское "учение", которое, мол, является единственно правильным для решения вопросов молдавского языка.
Самая необузданная перепалка вокруг сталинского "учения" о языке имела место на сессии ИИЯЛ, состоявшейся 15-16 декабря 1950 г., где л попытался вывести молдавское языкознание на праведный путь. Привожу лишь несколько высказываний из стенограммы протокола заседания, свидетельствующих о том, как была разгромлена мол попытка:
"... Руководитель фронта языкознания Молдавии... т. Чебан... бегло, недопустимо бегло перечислил "по пунктам" учение т. Сталина, не развил его, не показал, какре же значение имеет оно для молдавского языкознания" (Рабинович). "Тов. Чебану в своем докладе следовало исходить из гениального труда тов. Сталина, а не отталкиваться от всей Европы". "Тов. Чебан в защиту своих тезисов перебрал без разбору всех лингвистов западной Европы (о них отозвался положительно Ф. Энгельс. - И. Ч.), а вот сталинские установки в языковедении в Вашем докладе, т. Чебан, отсутствуют. Впрочем, эту мысль здесь уже многие высказывали" (Буков). "Когда появилась статья тов. Сталина, я думал, что это просто спасение для молдавского языка" (Лупан). "В повестке дня стоял вопрос "Учение тов. Сталина о языкознании и задачи развития молдавского языка", а доклад был прочитан на тему "Учение И. Д. Чебана о языке" с обширными ссылками на многочисленные источники буржуазных языковедов, и очень мало места было уделено в докладе работам тов. Сталина, а они имеют решающее значение для развития науки о языке и для развития молдавского языка" (С. В. Царанов). "Труды тов. Сталина по вопросам языкознания знаменуют собой новый - марксистско-сталинский - этап в развитии советского и мирового языкознания" (Ваксман).
На заседании выступил Н. Романенко, временно исполняющий обязанности ученого секретаря МФ АН СССР. Он был далек от вопросов языкознания, но рьяно настаивал на том, чтобы работы института были глубже подвергнуты критике, а грамматика - радикально перестроена в свете "учения" тов. Сталина. "Выйти из кризиса можно только следуя указаниям т. Сталина, - провозглашал он. Это было воспринято как призыв приковать язык к учению "вождя", что сыграло свою зловещую роль. Выступавшие все свели к тому, что я якобы торможу перестройку молдавского языкознания в свете учения т.Сталина и ориентируюсь на буржуазное языкознание.
После таких выступлений при сверке стенограммы своей речи я вынужден был добавить ряд цитат Сталина, опасаясь последствий. Конечно, недобросовестным оппонентам не так трудно было найти недостатки в нашей работе: научная терминология находилась. в начальной стадии разработки, долго задерживалось решение вопроса об освоении литературного наследия по вине некоторых работников ЦК КП(б)М. Пока не были признаны молдавские классики литературы, мы не могли иллюстрировать наши филологические работы авторитетными языковыми и литературными примерами и т. д. Это задерживало и развитие всей культуры. В 40-х гг. было принято несколько постановлений партии по идеологическим вопросам, которые зачастую отходили от принципов правильного освещения духовной жизни общества. Это обстоятельство отрицательно повлияло и на работы молдавских литераторов (в том числе мои). Да, было у нас много проблем. Мы нуждались не в огульном охаивании и избиении, а в помощи.
На этой же сессии (от 15-16 декабря 1950 г.) прояснилось, что "культурный язык", отстаиваемый группой, исходившей из сталинского "учения" о языке, как две капли воды схож с нормами языка, существовавшими во время господства Румынии в Бессарабии (1918-1940).
Упомянутая группа, состоявшая главным образом из отдельных журналистов, писателей, устроила мне обструкцию. Тогда ведь кто завладевал палкой Сталина, тот и выходил из борьбы "победителем". Таким образом, культ личности нанес большой ущерб становлению молдавского литературного языка.
Сталинскую атмосферу в Молдове подогревал кандидат филологических наук Д. Е. Михальчи (москвич), который с апломбом писал: "И. Д. Чебан не сумел творчески усвоить замечательные идеи И.В.Сталина" (см.: Известия АН СССР. ОЛЯ. 1951. Вып. 3. С. 295).
Михальчи вводил в заблуждение общественность. При издании тезисов докладов совместной расширенной сессии ученых республики и АН СССР 1951 г. он не был членом редколлегии, и все обошлось благополучно. При подготовке же к публикации материалов этой сессии он вошел в редколлегию, а из молдавских ученых - никто, хотя сессия была двух институтов: Москвы и Кишинева. Этим было грубо нарушено равноправие между московскими и кишиневскими учеными. Во вступлении к сборнику - "От редакции" - говорилось, что якобы в особенности доклад И. Чебана подвергнут сокращению, опущены "неточности и ошибки". Необходимо напомнить, что я (как и мои коллеги) учел дельные советы и пожелания В. В. Виноградова и В. Ф. Шишмарева, прочитавших наши доклады до их зачтения на сессии. Поэтому нельзя верить Д. Е. Михальчи.
Редколлегия (в данном случае Д. Е. Михальчи) сделала некоторые редакторские исправления, извратив содержание. В мой доклад она добавила, будто я признаю, что до языковедческой дискуссии молдавские лингвисты (в частности Чебан) относили молдавский язык к славянской группе языков. К тому же тенденциозно в порядке самоуправства "отредактированный" текст моего доклада не был согласован со мной, как этого требуют законодательстве и совесть.
До описываемых событий во многих своих работах я высказывал общеизвестное в науке мнение о том, что молдавский язык относится к романской группе языков. Поэтому приведу только два факта тех лет: "В молдавском языке в отличие от романских западных языков... определенный артикль ставится в конце слова... как и в других романских языках Балкан..." (Чобану И. Д. Граматика лимбий молдовенешть. Ед. V. Кишинэу, 1949. П. 58). "Глагольные формы может быть больше других частей речи показывают, что строй молдавского языка является латинским" (Там же. С. 195).
Как бы то ни было, но к 50-м гг. с большим трудом стабилизировались в основном общеприемлемые литературные нормы языка, отвечающие требованиям молдавского населения обоих берегов Днестра. Они были общепризнанными. Предстояло всем нам развивать их.
Научная, вперемешку с бранью, сессия от 15-16 декабря 1950 г. встревожила ЦК КПМ и правительство МССР. Было решено созвать совместную авторитетную научную сессию ученых Молдавии и АН СССР, которая и состоялась в декабре 1951 г. в Кишиневе и о которой уже упоминалось. Ее работа протекала весьма бурно, и здесь мне досталось больше всех. В резолюции сессии (она не была опубликована, и ее судьба мне неизвестна) были резкие выпады против меня.
Пришедший в институт новый директор А. т. Борщ, заигрывая с отдельными влиятельными учеными-румынизаторами, поставил меня в унизительное положение, вследствие чего я оказался вне участия в написании престижной работы "Курс молдавского литературного языка", (1956), начатой мной еще в 1951 г.
Моя судьба не была устлана розами. После обвинения меня в торможении перестройки молдавского языкознания в свете трудов т.Сталина по языку и сползании к буржуазной науке по указанию Л. И. Брежнева в конце 1951 г. меня сняли с поста директора ИИЯЛ. А дальше было легче чернить, и в итоге враги добились отстранения меня от преподавания и исследования родного языка. Наибольшую активность в этом проявили упомянутый уже Н. Романенко и Ем. Буков со своими единомышленниками (был в хороших отношениях с Л. И. Брежневым, а позже с И. И. Бодюлом). Жаловаться не имело смысла. Я был вынужден молчать, чтобы не стало хуже. Могли исключить меня из партии или даже посадить за решетку. К этому вели все дороги.
После этого кто же мог поверить в правоту института, если его директор смещен? Усилилась травля меня в печати, на разных собраниях. Без конца направлялись комиссии, контролеры, визитеры на мои лекции, мне наносились тягчайшие удары4. Я прослыл еретиком.
Нелегко было воплотить в жизнь нормы молдавского языка, одобренные правительством. К сожалению, отдельные руководители республики, а также газета "Молдова Сочиалистэ" реанимировали ошибочную линию на идентичность литературного и народного языка. Допускались неадекватные выражения, иногда надуманные слова и др.
Чтобы окончательно добить "антисталинца" И. Д. Чебана, тот же Д. Е. Михальчи, ненавидевший ученых, отстаивающих свое мнение, в данном случае о самостоятельном языке, состряпал кляузу в ВАК на мою кандидатскую диссертацию, что она якобы марристская. Спас меня от повторной защиты акад. Л. А. Булаховский - видный ученый.
Он был членом Ученого совета Киевского университета им. Т. Г. Шевченко, где прошла мол защита и был знаком с моей работой. На заседании ВАКа Л. А. Булаховский аргументированно поддержал мнение, что диссертация немарристскал. После внесения уточнений диссертация была положительно отрецензирована членом-корреспондентом АН СССР Р. А. Будаговым. Но лишь после разоблачения нового "учения" о языке Сталина как лжеучения и культа личности мне выдали диплом.
В декабре 1951 г. на упомянутой научной сессии Института языкознания АН СССР и Института истории, языка и литературы Молдавского филиала АН СССР по вопросам молдавского языка выступали с полным одобрением курса ИИЯЛ выдающиеся ученые Союза академики В. В. Виноградов, В. ф. Шишмарев, профессора С. Б. Бернштейн, Р. А. Будагов (см.: Вопросы молдавского языкознания. М., 1953).
Эта научная сессия помогла в главном. Были закреплены научные выводы о том, что молдавский язык - самостоятельный язык молдавского народа, имеющий индивидуальные особенности. Были признаны существовавшая орфография и нормы молдавского литературного языка. Сессия положительно повлияла на издание классиков молдавской литературы, обогащение языка естественным путем. Тогда же получили отпор сторонники единого румыне кого языка для Румынии и Молдавии, а также те, кто ориентировался на архидиалекты и говоры.
В 1955 г. в Советской Молдавии развернулась еще одна дискуссия вокруг литературных норм молдавского языка. Обсуждение было всесторонним, глубоким и объективным. В нем приняли участие разные слои населения, в печати были высказаны разные мнения. Я также выступил со статьей, в которой провел параллель между орфографией языка классиков и существовавшей до 1957 г. орфографией современного молдавского языка. Обладающая характером референдума дискуссия показала, что "действующие нормы молдавской орфографии вообще выстояли испытание временем" (Г. Пиотровский, Н. Печек. - Октомбрие. 1956. № 10. С. 83). Подведя итоги этой дискуссии, журнал "Ынвэцэторул советик" (1956. № 2. П. 54), исходя из высказываний ученых, писателей, журналистов, учителей, широких слоев интеллигенции Молдавии, заключил: "Существующие правила правописания, которые совпадают полностью или частично с орфографией классиков, необходимо сохранить. Зачем писать кынтек, сперият, мулцумире, мере, если правописание кынтик, спэриет, мулцэмире, мэре, как требует действующая орфография, часто встречается у классиков?"
Однако с середины 1956 г. плодотворные результаты декабрьской научной сессии 1951 г. и прошедшей дискуссии были перечеркнуты. Возобновилась волна новых споров по орфографии. Теперь печатались лишь статьи авторов, которые резко протестовали против итогов прошедшего обсуждения. Я пытался выступить против такой антимолдавской дискуссии, рассчитанной на опровержение объективных результатов. Хотел еще шире и глубже показать связь молдавского литературного языка с произведениями классиков, традиции современного языка в статье "Ынкэ одатэ деспре лимба литерарэ".
Статья сопровождалась эпиграфом из произведений И. Крянгэ: "Авець бунэтате де ворбиць май молдовенеште, кукоане, сэ не думерим ши ной" ("Будьте добры говорить более по-молдавски, барин, чтоб вняли и мы"), который и определил ее содержание. Мое мнение отказывались публиковать. Тогда я обратился к первому секретарю ЦК КПМ 3. Т. Сердюку. Он обещал помочь: если это настоящая дискуссия, то должны выступать с разными точками зрения, говорил он. Передали статью в еженедельник "Култура Молдовей". Там выхолостили из нее самые веские аргументы, и если бы я согласился с такой редакцией, то выглядел бы в лучшем случае комично. После переделки статья противоречила моей точке зрения. Я протестовал, возмущался, но редактор П. Круче- нюк, пресмыкаясь перед румынизаторами, только разводил руками. Я вынужден был отказаться от участия в такой нечестной дискуссии.
Когда же эта статья была уже отредактирована и подготовлена к печати в журнале "Коммунист Молдавии", мне лицемерно заявили, что не могут ее опубликовать по тем соображениям, что кое-кто якобы может сказать, что ЦК КПМ "диктует" науке. Газета "Цэранул Советик" в феврале 1957 г. под тем же предлогом отвергла другую мою статью - "Пентру о ортографие молдовеняскэ" ("За молдавскую орфографию"). Журнал "Ынвэцэторул Советик" немного позже отказался от моей статьи "Роль славянского компонента в происхождении молдавского языка" по причине того, что она якобы не соответствует их профилю (". . . ну есте де профилул ревистей..."). Эти статьи были возвращены мне. Вот так уступка за уступкой шло молдавское языкознание к румынскому языку в МССР.
Осмелевшая группировка (в ней задавали тон лица, которых я критиковал или освободил от работы за невыполнение тематических планов и др.), продолжала меня преследовать, терроризировать. И небезуспешно. А. Н. Крачун создала "авторитетную" комиссию Министерства просвещения МССР, которая нашла необходимые "ошибки", и исход для меня был плачевным: оклеветали, оскорбили, цинично упрекали в "незнании" молдавской (т. е. румынской) грамматики. Между тем учебник по грамматике молдавского языка И. Д. Чобану тогда же был в силе и издавался еще четыре года. Далее, л провел со студентами диктант "Из пейзажей Молдовы" по роману И. К. Чобану "Кодрий". Из-за "безыдейного" текста присутствовавшие на лекции члены комиссии Минпроса МССР оценили мою деятельность на низком идейно-воспитательном уровне и т.д.
Так после 27 лет труда-по специальности, в 1959 г., получив еще один уничтожающий удар, я был освобожден от заведования кафедрой молдавского языка Кишиневского пединститута и полностью отстранен от преподавания и исследования родного языка. Сталина уже не было, но его жестокие методы отношения к людям господствовали.
Тогда разделили мою участь и другие преподаватели молдавского языка. Надо мной опять нависла угроза принятия карательных мер. Запрет заниматься исследованием молдавского языка для меня был тяжелейшим моральным ударом на протяжении всей моей жизни. Я начинал педагогическую работу в качестве преподавателя молдавского языка, литературы и фольклора в педучилище, а позже много лет исследовал эти науки в комплексе и публиковал по ним работы. Поэтому, когда меня перевели в сектор фольклора ИЯЛ, у меня был тот же, что и по языкознанию и литературоведению, опыт изучения молдавского народного творчества.
Ко мне и моей деятельности резко изменилось отношение. Со мной перестали считаться, называли меня отсталым, консервативным, примитивным и пр. Возникли подозрение, недоверие, меня чуждались. Короче говоря, вокруг меня был поднят непробиваемый частокол. Никогда с тех пор не предлагали мне участвовать в научных сборниках, быть автором или соавтором каких-либо учебников по языку и др. С середины 50-х гг. в Молдавии мне полностью запретили печатать работы по языку и все время тормозили таковые по фольклору.
Лишь в 1959 г. в Киеве была опубликована моя последняя работа по языкознанию. Далее свыше 30 лет л продолжал "подпольно" заниматься проблемами молдавского языка. У меня собралось около 12 рукописей (большинство по молдавскому языку и литературе) от 3 до 25 а. л., но рукописи стареют, как и люди. Все зло вокруг меня поднялось из-за того, что я, следуя нашим классикам, в том числе Ал. Матеевичу и Г. Мадану, а также многим ученым: профессору М. В. Сергиевскому, профессору И. И. Иримице, академику В. Ф. Шишмареву и другим, как уже было подчеркнуто, признавал и отстаивал самостоятельный молдавский литературный язык не только теоретически.
Если исходить из нынешних условий перестройки всей нашей жизни, то настало и мое время: пора восстановить и меня в гражданских правах и вернуть мне добрую репутацию. Но, нет, кому-то это невыгодно.
Ряд нынешних ученых в своих статьях в прессе или с кафедр вузов клевещут (Viли обходят молчанием) на усилил и результаты труда молдавского языкознания 1941-1957 гг., чем заводят в заблуждение читателей и слушателей. Они оперируют старыми стереотипными категориями начала 50-х гг., чем перечеркивают или извращают историю молдавского языкознания, предшествующую им.
Нельзя забывать историю или использовать только какую-то ее часть. Надо раскрывать причины ликвидации целых этапов в развитии современной молдавской филологии, названных "белыми пятнами".
В первой половине 50-х гг. под воздействием сталинских работ по языку усилилась пропаганда в пользу единого молдо-румынского языка, завершившаяся в 1957 г. реформой орфографии и норм литературного языка, которые уже мало чем отличались от норм румынского языка. Вследствие этих опрометчивых шагов возникли шумные очереди в книжных магазинах Молдовы за румынскими словарями и другой литературой с явным игнорированием молдавской литературн. С появлением тогда же среди части молодежи антиконституционных выступлений в пользу румынского государства сверху принимались непродуманные, запоздалые меры, как-то: сокращение до минимума распродажи румынской литературы в Кишиневе, обмена делегациями между Советской Молдавией и Румынией и др.
С приходом к власти И. И. Бодюла прорумынский режим и его последствия на деле ожесточились. Первого секретаря ЦК КПМ настраивали на эту вслну его ближайшие помощники и единомышленники: Ем. Буков, К Ф. Ильяшенко, И. К. Вартичан и др. Усилилась подготовка к объединению Молдовы с Румынией. В 60-70-х гг. можно было услышать путаные разглагольствования о двух различных языках, а на деле вместо молдавского господствовал румынский литературный язык. Одновременно под идейным руководством И. И. Бодюла поощрялась "прогрессивная" линия на сосуществование молдавского языка не только с многочисленными французизмами, но и с русским языком. Это осуществлялось методически, путем присваивания промышленным объектам, колхозам, совхозам, очагам культуры, улицам и т. п. зачастую немолдавских имен и названий, в особенности в городах, поселках, районных центрах, поощрялись выступления на русском языке; ограничивалось число национальных дошкольных учреждений в городах, несправедливо убрали из вузов родной язык, нарушался принцип кадровой политики и др. Все это вело к русификации молдавского языка.
В подтверждение данных фактов хочу привести такой пример. В 1975 г., когда увидели свет первые два тома многотомного академического издания молдавского фольклора, являющегося основой родного языка, И. И. Бодюл выступил на пленуме ЦК КПМ с невежественным отрицанием чрезвычайной важности уникального издания, утверждая, что-де кому нужно это старье? Только впустую гробим дефицитную бумагу! Требовал, чтоб тома состояли не более чем из 20 а. л., а по плану академии было утверждено 15 томов в среднем по 30 а. л. После данного указания первого секретаря ЦК КПМ для того, чтобы охватить все основные жанры и виды фольклора, мне как руководителю издания, пришлось ходатайствовать перед Президиумом АН МССР об увеличении числа томов до 17. К сожалению, бодюлизм еще крепок: завершение названного важного издания сорвалось на последнем томе по вине дирекции Института языка и литературы и заведующего сектором фольклористики Г. Г. Ботезату.
В 80-х гг. сектор фольклористики ИЯЛ АН МССР работал над новым теоретическим курсом молдавского фольклора. Как я ни старался, чтобы этот труд не повторял прошлый **"Скиде де фолклор молдовенеск", 1965), отличался от работ такого типа других народов СССР, то есть придать ему национальное лицо, ничего не добился. Волею зав. сектором Г. Г. Бо¬тезату все осталось по-старому. Более того он поступил бесчестно. Как только я ушел на пенсию, он мои готовые главы выбросил и поручил напи¬сать их другим авторам,
Эти вредные тенденции в отношении судеб молдавского языка взвалили на плечи патриотов, дальновидной интеллигенции Молдовы большую ношу: отстоять родной язык!
В застойные годы в молдавском языкознании образовалось много завалов, их всем миром надо расчистить и открыть путь передовой лингвистике. Все минувшие годы молдавское языкознание билось над сакраментальным вопросом: является молдавский литературный язык отдельным, самостоятельным языком или это фикция? Теперь об этом даже запрещают рассуждать.
Настало время покончить с временами застоя, когда одна правда была для всех, другая, тайная,- для себя.
После реформы орфографии 1957 г. молдавские филологи так и не смогли разработать стройную концепцию языкознания, отвечающую истории языка, удовлетворяющую молдавского читателя. Это подтверждается совокупностью фактов.
Так, авторы статьи "Язык молдавского народа и критика враждебных концепций буржуазных авторов", помещенной в сборнике статей "Против буржуазных фальсификаторов истории и культуры молдавского народа" (Кишинев, 1972) И. К. Вартичан, С. Г. Бережан и А. М.Дырул пытаются дать отпор выпадам буржуазных идеологов. "Аргументы" молдавских лингвистов ограничиваются некорректными выражениями типа: недруги, злобная клевета, трубадуры реакции, горе-мол- давоведы, дилетанты, злопыхатели, фальсификаторы и др., а лингвистические особенности ими так и не приводятся. Здесь мы сталкиваемся со странным парадоксом.
Советские ученые критикуют западноевропейских советологов (Л. Лора, А. Клееса, К. Талиявини, Смоль-Стоцкого и др.) за то, что те клевещут на орфографию и нормы молдавского литературного языка. Но при этом они не обратили внимания на то, что воззрения указанных советологов были опубликованы до 1957 г., когда вошла в силу новая орфография молдавского языка. Следовательно, молдавские ученые, ругая зарубежных фальсификаторов, волей-неволей защищали орфографию и нормы языка 1941-1957 гг. Так они скатились на позицию тех же зарубежных ученых.
С. С. Чиботару, будучи директором ИЯЛ АН МССР, ради политических прихотей также строил свои теории о языке на ложной основе. К примеру, в статье о 70-летии Ем. Букова он безапелляционно утверждает, что позиция поэта в молдавском языкознании совпадала с позицией Л. И. Брежнева. Буков, видите ли, шел точно по его стопам и впоследствии победил (см.: Литература ши арта. 1979.2 августа).
В работах молдавских филологов мы сталкиваемся с многочисленными заблуждениями. В 1972 г. в Кишиневе прошла научная конференция по вариативности родственных языков. С коллективным научным докладом "Молдавский язык - самостоятельный язык молдавской социалистической нации" на ней выступили И. К. Вартичан, С. С. Чиботару, С. Г. Бережан и А. М. Дырул: чем больше знаменитых фамилий, тем больше "убежденности".
Все воспрянули духом: наконец-то опять заговорили об отдельном молдавском языке. Но после конференции жизнь показала, что слово "самостоятельный" употреблялось в докладе только для успокоения общественного мнения. Ораторы заключают свой доклад таким неправдоподобным выводом: молдавский язык якобы базируется на одном диалекте, а румынский - на нескольких. Вот вам и разница! Какой абсурд! На той же конференции дискутировался вопрос о вариативности родственных языков, в том числе и о вариантах молдавского и румынского языков.
Теперь никто не стремится воплотить в жизнь этот принцип вариативности, хотя он, как утверждает С. Г. Бережан, удовлетворял желания большинства. Становится ясно, что наши авторы не в ладах с правдой. И. К. Вартичан после конференции самоуправно перечеркнул предложение о вариативности родственных языков, которое сближало разные точки зрения.
Среди тех, кто открыто выступает с полным отрицанием работы института ИЯЛ за 1940-1951 гг., находится и С. Г. Бережан. В статье "Языкознание" (краткая энциклопедия "Советская Молдавия", 1982) и в других работах он перечеркнул важное историческое значение десятилетия развития молдавской филологии, в течение которого была создана молдавская школа в языкознании, и считает началом молдавского советского языкознания лишь период после научной сессии 1951 г., когда он сам появился в науке.
Конечно, после упомянутой сессии Министерство просвещения МССР ввело, наконец в учебные программы классиков молдавской литературы, и ответственные работники ЦК перестали удалять из работ института статьи о классиках литературы в республиканских газетах, о чем уже было сказано, начали появляться статьи о культуре прошлого, отдельными книгами издаваться писатели XIX в., при этом тома А. Донича и К. Стамати были одобрены институтом ИЯЛ еще в 1945 г., и т.д.
Итак, необоснованные суждения об итогах работы научной сессии 1951 г. рассчитаны на то, чтобы ввести в заблуждение общественное мнение.
Разработанный Институтом ИЯЛ в 40-х гг. курс молдавского языкознания отвечал истории, культуре, интересам молдавского населения обоих берегов Днестра. Об Этом говорит и тот факт, что те нормы молдавского языка были в силе еще семь лет после научной сессии 1951г. (до 1957 г.). Издавались новые труды по молдавскому языку, такие как "Русско-молдавский словарь" (1954), "Молдавский современный литературный язык" (1956) и другие, основанные на тех же нормах. Наконец, этот курс в молдавской лингвистике во многом совпадал с литературным языком,- складывавшимся между революциями 1905 и 1917 гг. в лериод формирования молдавской нации.
В статьях С. Г. Бережана не соответствует действительности и утверждение о том, что "научное обоснование самостоятельности молдавского национального языка" началось где-то после 1971 г. Известно, что с первого дня образования МАССР видные молдавские ученые, государственные деятели П. И. Кьор, И. И. Иримица, Л. А. Мадан, Г. И. Старый и другие, обосновывали тезис о самостоятельном молдавском языке.
Самое авторитетное обоснование этого тезиса, как уже было отмечено, по праву принадлежит выдающемуся ученому-романисту, лауреату Ленинской премии, патриарху молдавского языкознания академику В. Ф. Шишмареву. К его высказываниям в Молдове прислушиваются все, но не все молдавоведы правильно трактуют его позицию.
В трудах академика красной нитью проходит идея о самостоятельности молдавского языка. Чтобы убедиться в этом, не надо вырывать казуистически отдельные цитаты из его работ, а проследить мысль автора на протяжении всей книги, начиная с заглавия до последнего абзаца. Только таким путем можно прийти к правильным выводам.
Еще в 1947 г. в своих замечаниях на нашу монографию (рукопись) академик выступает как привержец самостоятельного развития молдавского языка.
В своем исследовании по молдавистике Владимир Федорович не ставил перед собой цель показать разницу между молдавским и румынским языками, но эта точка зрения вытекает из самого названия его статьи (Шишмарев В.Ф. Романские язь» и Юго-Восточной Европы и национальный язык МССР//Вопросы молдавского языкознания. М., 1951).
Ученый признает, что в Юго-Восточной Европе существует не один романский язык. Он говорит во множественном числе:"романские языки", значит, их во всяком случае два, а не один румынский. На протяжении всей работы академик рассуждает только о молдавском языке.
В.Ф.Шишмарев не отвергал действовавших в 1951 г. литературных норм молдавского языка (об этом подробнее см. мою брошюру "Слово о судьбе родного языка", 1992).
Вокруг учебника по грамматике молдавского языка, рекомендованного для школ республики в 1938-1963 гг., десятилетиями продолжались кривотолки о том, что он, видите ли, не отражал народный язык (так утверждала критика в 1939 г.), позже - что не признает литературного языка (т. е. румынского), хотя учебник основывался на языке классиков. Однако изданные впоследствии учебные пособил не открывают чего-то нового, в них освещаются те же законы нашего языка, только с явным уклоном в сторону румынского языка.
Я сочувствую поэту А. Лупану, когда он с болью в душе выступает в защиту родного языка. Но л не понимаю, почему это право он пытается отнять у меня? Я недоумеваю, почему коль идет речь об учебнике И. Д. Чобану, то в нем все плохо? В условиях гласности и демократии не надо прятаться за пальцем, необходимо произносить имена оппонентов. Нам незачем обижаться, а надлежит раскрыть истину.
Рассуждая об указанном учебнике, непременно надо рассматривать все в нем, диалектически связывая с политикой, идеологией, историей народа и современного языкознания. Этот учебник на протяжении 25 лет издавался, учитывал законы молдавского языка. Мне кажется, домнул Лупан смотрит статично на него, не признавал его совершенствования на протяжении ряда изданий: какой дескать был в 1938 г., таким, мол, остался в 1963 г. Это не соответствует правде. Был период, когда не разрешалось иллюстрировать правила грамматики примерами из классиков, потом учебник пережил время, когда правила закреплялись образцами из литературы прошлого. Прошел он и эпоху, когда с середины 50-х гг. пришлось (вопреки моему мнению и воле) "лодогнать" его также к требуемым нормам, похожим, как две капли воды, на румынский язык. Я не мог отказаться, другого учебника не было, а учащиеся нуждались в нем.
В суждениях А. Лупана об этом учебнике не приводится ни одного конкретного недостатка. Поэт выдвигает общие упреки: он ратует за общерумынский язык. Для ясности надо было показать точно, кто, где, когда "молдаванизировал" молдавских классиков. Общие фразы не исправят положения, они только раздражают людей. Когда статья Андрея Павловича была написана (в 1953 г., опубликована же она была только в апреле 1988 г.), в единственном в те годы учебнике по молдавской грамматике для средней школы уже использовались образцы языка произведений литературы.
Другой пример. Коль классики были приняты, то почему о фольклоре как источнике литературного языка, по мнению Лупана, уже не надо говорить? Если в произведениях Шостаковича, Доги и других композиторов используется музыкальный фольклор, так уже нет смысла писать, прославлять народную музыку?
Далее. Думаю, защищать общность молдавского и румынского языков нет надобности. Это видно невооруженным глазом. Но общность - еще не идентичность. Следовало бы видеть и чувствовать также индивидуальность, присущую только румынскому и только молдавскому языкам. Именно это и определяет отличие, самобытность языков, о которых неустанно твердил великий Ал. Матеевич.
В итоге надо подчеркнуть, что даже при ультрадиалектных формах тьатрэ, дьине, ньинтэ и других, насильно насаждавшихся командным путем некоторыми деятелями республики, румынская или, точнее, интернациональная терминология господствовала в указанном учебнике по грамматике, то есть были учтены достижения румынских ученых. После 1941 г. в молдавском языкознании, литературоведении и фольклористике была сохранена эта же научная терминология. Не было железного занавеса, ограждающего население и языковедов от румынской литературы. После 28 июня 1940 г. еще долго продавались труды общих молдавских и румынских классиков. В послевоенный период на базаре Кишинева торговали румынской литературой (кроме явно фашистской). Когда Министерство просвещения МССР ввело в школьные программы произведения классической литературы, легко было воспользоваться примерами из них.
Языковеды С. Г. Бережан и другие, если уж никак не могут замалчивать первые издания учебника И. Д. Чобану по языку, то отводят его далеко назад от 1940 г., чуть ли не в первые годы образования МАССР, когда л был подростком или стуцентом и не принимал активного участия в научной и общественной жизни республики.
В этом приеме заложен определенный смысл: не пущать с левой стороны на правый берег Днестра ничего из того времени Это напоминает жалкое положение выпускников Сорбонны, выходцев из стран Востока. Им выдавались дипломы с припиской "Pour I'Orient' ("Годен только для Востока"). Между тем и j 16 издании учебника по грамматике молдавского языка автора этих строк 14 раз он выходил в свет в Кишиневе.
Как уже было сказано, о научной сессии 1951 г. распространяются измыиьленич не только у нас, но и за рубежом. Не так давно выступил наш земляк, житель Израиля М. Брухис (Шаг назад и два вперед: о языковой политике КПСС в национальных республиках (молдавский язык: взгляд в прошлое, обзор, перспективы. 1924- 198и). Боулдер, Нью-Йорк, 1982), разглагольствуя о том, что на сессии шла якобы борьба между языковедами - уроженцами левого берега Днестра, возглавляемыми И. Д. Чобану, и бессарабцами, которых, мол, поддержал академик В. Ф. Шишмарев. Привожу эти высказывания не только с целью их осуждения (что само по себе тоже очень важно), но и для выяснения истины. Ценные замечания Шишмарева на мою монографию не оставляют камня на камне от неверных суждений господина М. Брухиса.
vBulletin® v3.8.7, Copyright ©2000-2025, Jelsoft Enterprises Ltd. Перевод: zCarot