[James Crowly]

Завтрак в одиночестве.
Я проснулся. Один. В пустой холодной комнате с надоевшей до боли мебелью, со старыми пожухлыми обоями, с усталым деревянным полом. Я проснулся, разбуженный стуком крупных капель осеннего дождя, что бушует за окном уже не одну неделю, который отзывается в моем сердце тихими слезами по ушедшей мечте, надежде, вере, любви. Я проснулся от мысли, что всего этого нет, да и никогда, по большей части, не было. Конечно, были мечты, была любовь, была даже вера. Вера в то, что слова Ее не окажутся пустым голосом, пустым звуком, пустой надеждой. Вера в то, что моя любовь окажется радостью, окажется счастьем...
Но это все ушло. Ушло вместе с портретом ее на прозрачном окне моей комнаты, ушло вместе с дождем, плачущим по погибшей любви своей, ушло вместе со мной. Ушло в ту ночь, когда я с надеждой ждал ее тихого прихода. Ушло, когда я хотел обнять ее, а Она исчезла, оставив на память лишь пустоту...
И я проснулся. Один. Было холодно. У ног все еще спал мой верный пес Дик. Я зашевелился, и он, проснувшись, лениво поднял свою коричневую голову, навострив уши. Натянув холодные потертые черные джинсы, я пошел в ванную. Ледяная вода вконец убила во мне остатки сна, и лишь усталые красные глаза говорили о недавних действиях.
Тихо. Эта тишина пугала сильнее всяких шорохов, сильнее всяких звуков, которые преследуют иногда, когда бродишь ночью по темным заброшенным улицам города. Эта тишина убивает- медленно, болезненно, с особой жестокостью, как убивала меня Она- своими словами, своим взглядом, своею нежностью, своим равнодушием...
Но даже тишина была не самым страшным проклятием этого утра, утра вчерашнего, всех предыдущих утренних пробуждений, с тех пор как все завершилось. Совсем нет. То, что убивало, то, что разрушало душу, сердце, саму жизнь, то, что постигло так внезапно, было одиночеством. Одиночество, спустившееся с небес, словно проклятие Бога, словно наказание за мечты, надежды, любовь. Одиночество, опустошавшее мысли, сердце, жизнь. Одиночество, сражающее любовь, ярость, гнев, радость, счастье, ненависть. Одиночество, принесшее с собой равнодушие, пустоту, дождь. Одиночество...
Сажусь за стол. Устало скрипнул стул, звук которого тихо отозвался в дальних углах комнат. Этот звук услышал Дик, и теперь он уже сидит у моих ног и ждет своего лакомства. Ну что, мой друг, смотришь на меня своими блестящими большими глазами? Радуешься! Что тебе еще для счастья надо, кроме куска жареной свинины? Ты не то, что твой глупый жалкий хозяин, теперь вечно унылый, печальный, надевающий маску радости на лицо в те моменты, когда на до улыбаться, когда надо выглядеть счастливым. Но под маской радости все же скрывается маска печали. Хотя она настолько приросла к лицу его, что уже стала неотделима.
А помнишь, друг, как вы весело бегали по парку вместе с хозяином? Ты помнишь ту девушку, с которой хозяин бродил по городу? Ты помнишь, как он любил Ее? Ты помнишь, как Она была добра к хозяину, как Она была добра к тебе? Ты помнишь, как был счастлив хозяин, державший руку этой девушки, смеющийся и радующийся лишь тому, что поймал взгляд ее на себе? Ты помнишь все это, мой друг? Тогда забудь. Забудь, потому как этой жизни больше нет. Все это было обманом. Пусть очаровательным, красивым, завораживающим, но обманом. Обманом, о котором хозяин будет жалеть всю жизнь. Жалеть и вспоминать. Вспоминать о мыслях, вспоминать о словах, вспоминать о любви. Вспоминать и грустить.
Потому, мой друг, беги отсюда. Беги, потому как ты не холоден, не одинок. Беги от своего хозяина к людям, беги к солнцу, беги к счастью. Беги о хозяина, одинокого, несчастного, поглощенного мыслями об ушедшей любви, о преданной любви, о разбитой любви. Беги, не то ты тоже станешь равнодушен. Беги.
А я начну свой завтрак. Завтрак в одиночестве...