[Уфо-Раптор]

Сей эпистолярный труд предоставлен на рассмотрение прорумынски натронным жителем кишинэу для рассмотрения специалистами национального исторического музея на предмет исторической достоверности. Представляет собой клочки бумаги, сильно подпорченные неизвестным веществом буро – коричневого цвета. Только по одному этому можно судить об исконном русском варварстве и склонность этого азиатского народа к всеобьемлещиму вандализму: кишеневец привез этот документ из Москвы, где проработал пол года уборщиком общественного туалета.
Итак. Документ состоит из четырех частей. По всей вероятности это только незначительная часть большого произведения, которое обнаружить так и не удалось.
Первый фрагмент практический полностью уничтожен, возможно, разглядеть лишь какие то фразы на румынском языке, отдельно напоминающие лозунги: «чемодан вокзал Россия» и так далее.
Продолжим.
Следующий фрагмент более читабельный, в нем содержаться путевые заметки двух подружек – Шолди и Бразки. Девушки представлены как активистки какой то про румынский наторенной партии, которая направила подруг с ответственной миссией: поиск союзников против «противной рашки».
Третий фрагмент можно назвать поэтичным – чувствуется рука настоящего румынского писателя. Он ярко описывает красоты украинских полей, небольшой хуторок на берегу Днепра.
И последний участок текста сохранился практический полностью. Собственно, вот сам текст: «Шолдя сидела на коленях атамана Батько, а тот, одной рукой закручивая свой длинный ус, другой обнимал нежный девичий стан.
Сколько было поднято чарок крепчайшей горилки за дружбу, сколько выпито зелья во славу красоты румынских «казачек», ополчившихся на москалей – и не сосчитать.
Шолдя и не заметила, как пропала ее подруга, влекомая широкоплечим хорунжим Хмелько в стоящую неподалеку хатенку. Над миром поднялась луна, гомон изрядно подпитых казаков усилился, Батько, так же заметив исчезновение своего товарища, крепче прижал девушку к своей груди.
Внезапный ерик ужаса, такого, какой не услышали бы мы от казака, появись на поле боя стая теранозавров, заставил сечевиков вскочить и обнажить клинки. Дверь хатенки вылетела с петель, и во двор выскочил Хмелько, без кафтана, но зато со стоячим дыбом чубом.
«Братци, чiрти», орал не своим голосом Хмелько, придерживая одной рукой штаны. Другой он словно ощупывал невидимый обод колеса, указывая этим движением в сторону хаты.
От немедленной смерти бедняжек, наших героинь Бразу и Шолдю спасла лишь древняя украинская традиция «послов не секут, не рубят». И вот теперь Бразка лежала животом на чурбане, с задранной юбкой, а на ней сидел, подстелив под себя кусок рогожи «шоб не запоганиться», Хмелько, в то время как Батько, при каждом ударе хлыста (плеть не взяли тоже «шоб не запоганить»), с отвращением сквозь зубы выговаривал «курва» при каждом ударе. Срака румынской «казачки» уже была красной, и всякий раз, когда свист хлыста заканчивался смачным шлепком, двор оглашался поросячьим визгом и девушка неестественно вскидывала ноги выше спины. Ее подруга, ранее вытянутая из - под кровати, уже сидела голой жопой в куче навоза за пределами селения. Казаки оказались гомофобы».