[PMR]

Григорий Акимович заехал домой переодеться. Тамара собрала ему самые необходимые вещи.
Когда Григорий облачился в косоворотку и костюм, они оба улыбнулись. Тамара редко видела его в штатском. В рубашке и пиджаке он напомнил ей прежнего секретаря гнилицкой партячейки, каким она видела его на фотографии. Только какой же он стал за эти годы красивый и статный!
Инна спала безмятежным крепким сном трехлетнего ребенка. Мать хотела разбудить ее.
— Не надо, пусть спит.— Григорий перевел рычажок будильника, поставленного на три часа.
Он несколько раз подходил к кроватке дочери, поправлял простыню. И, склонившись над кроваткой, глядя на раскрасневшуюся, растрепавшуюся во сне Инку, отец и мать попрощались.
На комоде стояла их оемейная фотография. Кулишенко протянул было руку, чтоб взять ее, и под удивленным взглядом Томы опустил.
Улетая, он никогда не брал с собой карточку жены, дочери. Это была у него не то причуда, не то примета.
И Тамара не хотела, чтобы он нарушил свой обычай.
— Не будем искушать судьбу,— пошутила она.
Они обнялись.
— Прощай,— сказал Григорий.
— До свидания,— сказала она и заставила себя удержать слезы.
Она проводила его к машине, в которой комиссар уже ждал Кулишенко.
Была светлая теплая ночь.
Тамара Алексеевна долго стояла на балконе.
Они жили близко от аэродрома, и с балкона было хорошо видно, как в воздух взлетел первый самолет.
Она знала: это Гриша.
За ним поднялась вся эскадрилья.
Бомбардировщики легли на курс. Они уходили на восток.
Куда?
Как долго его не будет?
Самолеты давно скрылись из виду, а она все еще стояла на балконе. И еще на нескольких балконах молча стояли жены.
Все связанное с отлетом добровольцев составляло тайну.
Григорий мог сказать ей немногое: он улетает далеко и не на одну неделю. Это его долг. Он давно об этом просил.
И все.
Остальное ей подсказывало сердце. За пять лет замужества она хорошо разобралась в характере своего мужа.
Кое о чем она догадывалась. Но точно она знала только одно: его адрес — почтовый ящик.