[dkonstantin7]

ICE писал (а)

Выходит из города, будит китайского часового, уснувшего на посту, делает ему по-китайски выговор, китаец отдает честь и хлопает глазами, просыпаясь.

В Монголии говорили, что он не выговор сделал, а с кулака в морду - разбудил (по другой версии - ни с кулака, а плетью, верхом на коне)

---------- Сообщение добавлено в 18:48 ---------- Предыдущее сообщение было в 18:36 ----------

ICE писал (а)

У меня был приятель, из русских немцев, славный малый, так он тоже в Монголии в советском военном городке каком-то в школу ходил. Очень хвалил эту жизнь.
Советские в Монголии жили как-то на очень хорошем уровне, такое создалось впечатление из его рассказов. Лучше, гораздо лучше они снабжались чем в Союзе. Всё по высшей категории шло.

Снабжение так себе... Я жил не в военном городке, и как у них было - не знаю...

Мяса навалом... А вот картошка лишь на рынке мелкая в три дорога - китайцы продавали...
Не любили китайцев монголы люто : прежде всего, - за земледелие. У монголов земля священна...
Даже лишний раз её задеть обовью не почитается... Поэтому и углы ботинок загнуты к верху у них...

А к советским относились почтительно - как к представителям Великой Державы, строящей бесплатно им дома, предприятия, дороги. Они же до революции были кочевниками, без всякой там инфроструктуры...
Помнили Советскую Россию, Как помогшим Сухэ-Батору в 1921 году.

Были отдельные магазины - дэлгуры, куда вход был только советским по спец.пропускам. И товар там был советский, как в обычных советских магазинах - в дэлгурах, но платить - тугриками монгольскими; особо дефицитный товар (одежда советская, обувь советская) - только за советский рубль при наличии справки из посольства об источнике рублей. Что залёживалось из этого, позже продавали в дэлгурах за тугрики.
Но без советского пропуска - никого не пустят в дэлгур даже посмотреть. на супер-маркет - это не похоже. Больше на мини-гипермаркет пяти этажный: гастроном и посуда - внизу; детский мир - в середине; Одежда и Обувь - на верху.

Многое их этого продавалось и в монгольских магазинах; особенно хорошие у них были книжные магазины с книгами из СССР, ГДР, Венгрии, Чехословакии, Польши, Болгарии, Вьетнама, Кубы. Но в дэлгурах все вывески на русском и продавцы из Союза или потомки смешанных браков. Ассортимент по-больше, плюс чистота и порядок.

---------- Сообщение добавлено в 19:01 ---------- Предыдущее сообщение было в 18:48 ----------

http://www.archipelag.ru/geopolitics...pect/buddhist/

+ Нажмите здесь, чтобы увидеть полный текст

В 1917-м за избиение комендантского адъютанта, не предоставившего Унгерну квартиру, он был отчислен из действующей армии "в резерв чинов" с понижением в звании до есаула. Августом того же года Унгерн примкнул к мятежу Корнилова, а осенью, после его подавления, вместе с другими казачьими офицерами отправился на Восток, к Байкалу, затем — в Маньчжурию, превратившись в одно из главных действующих лиц эпопеи своего фронтового друга атамана Семёнова, ставшего правителем восточных окраин России.

По всей вероятности, последний, едва ли не на половину бурят, потомок (по бабушке) Чингисхана, прекрасно знавший буддизм, владевший восточными языками, тоже был членом ордена Военных буддистов, основанного бароном. Это, а не только боевое товарищество — офицеров, сражавшихся вместе с Семеновым на фронтах Германской войны, в том числе и закадычных его друзей, на Дальнем Востоке было немало — может объяснить высочайший статус, полученный отставником Унгерном в созданной атаманом системе власти. Отношения между Семёновым и Унгерном в Забайкалье были похожи на отношения между Далай- и Панчен- (или же Таши-) ламами в Тибете. Первый являлся официальным главой светской власти, второй — хранителем священной доктрины. Унгерн, конечно, не был авторитетом для ламаистской церкви, хранимая им доктрина была не столько религиозной, сколько политической с приставкою "гео". Сущность её — "крестовый поход" против Запада, источника революций, силами "жёлтых", азиатских, народов, не утративших, подобно народам белым, своих вековых устоев, для реставрации свергнутых монархий и утверждения на всем Евразийском континенте "жёлтой" культуры и "жёлтой" веры, буддизма ламаистского толка, призванного, по мнению барона, духовно обновить Старый Свет. С этой целью Унгерн хотел создать державу, которая объединит кочевников Востока от берегов Индийского и Тихого океанов до Казани и Астрахани. Её исходным ядром должна была стать Монголия, опорой и "центром тяжести" — Китай, правящей династией — дом Циней, сметенный так называемой Синьхайской революцией 1911-1913-го годов.

Семёнов пожаловал Унгерна комендантом Хайлара — крупной железнодорожной станции на КВЖД, чуть позже барон стал военным советником монгольского князя Фушенги, служившего атаману. Его отряд насчитывал порядка 800 всадников из племени харачинов, по мнению писателя и историка Л. Юзефовича, — "самого дикого и воинственного из племен Внутренней Монголии". Постепенно Унгерн превратился в фактического командира этой боевой единицы. В сентябре 1918-го, после того, как белые взяли столицу Забайкалья Читу, Унгерн на целых два года осел в Даурии. Здесь и сформировал он свою знаменитую Конно-Азиатскую дивизию из казаков, бурят, монголов и целого десятка других народов Востока — от башкир до корейцев. Она создавалась как ядро континентальной контрреволюционной армии, орудие осуществления паназиатских идей.

Опираясь на её сабли, "дикий барон", произведенный Семёновым в генерал-майоры, установил в Даурии режим личной власти феодального типа с системой жестоких наказаний и казней для всех, независимо от рода и звания. Эта территория, отгороженная от остального мира барьером суеверного, почти мистического страха перед её хозяином, стала как бы первой провинцией будущей державы Востока. Под эгидой Семёнова и Унгерна в Даурии проходили панмонголистские конференции, было создано правительство "Великой Монголии", никакой реальной властью, впрочем, не обладавшее. В августе 1919-го, при очередном наезде в Харбин, даурский барон женился на маньчжурской принцессе "династической крови", родственнице свергнутых императоров. Это усилило авторитет Унгерна в глазах азиатов; монгольская аристократия поднесла ему титул "вана" — князя 2-й ступени. С осени того же года барон и атаман начали готовить поход на Ургу, столицу Внешней, или Халха-Монголии, правительство которой от участия в панмонгольском движении уклонялось и призвало в страну китайскую оккупационную армию.

Под его знамена стекались русские, буряты, монголы — князья со своими воинами и простые скотоводы-араты, буддистские священники и монахи. Даже владыка Тибета — Далай-Лама XIII, объявивший барона борцом за веру (китайцы запретили ламаистские богослужения и арестовали "живого Будду" — ургинского первосвященника и правителя Монголии Богдо-Гэгэна) прислал ему группу своих гвардейцев.

Монголы, окружившие Унгерна почётом и поклонением, называли его Цаган-Бурханом, "Богом Войны", и считали воплощением Махакалы — идама, ламаистского божества о шести руках, жестоко карающего врагов "желтой веры".

Пополнив свои полки, демонический барон вернулся к Урге и начал её осаду, несмотря на почти десятикратное превосходство китайцев в живой силе и неисчислимый перевес в оснащённости тяжёлым оружием, другими средствами ведения современных войн. Казалось бы, при таких условиях об успехе нельзя и думать, однако хорошее знание противника спасло барона и его войско. Воспользовавшись ошибками неприятеля, Унгерн провел образцовую кампанию психологической войны по-азиатски и за какие-нибудь 2 месяца сумел его деморализовать. Главной из ошибок было заключение под стражу Богдо-Гэгэна. Китайские солдаты восприняли его как кощунство и ждали за это кары сверхъестественных сил. Каждую ночь они смотрели на гигантские костры, разжигаемые казаками Унгерна на вершине священной горы Богдо-ула, находившейся к югу от монгольской столицы, полагая, что там приносятся жертвы могущественным духам, которые накажут обидчиков "ургинского Будды". Ламы и лазутчики из лагеря барона распространяли по городу выгодные для него слухи.

Сильным ударом по боевому духу "гаминов" стал визит в Ургу самого Унгерна. В один из солнечных зимних дней он появился посреди осажденной, ощетинившейся штыками, пулеметами и орудийными дулами столицы у дома китайского губернатора Чен И. Приказав одному из слуг держать за повод коня, барон обошёл двор, тщательно его осмотрев, подтянул подпруги и выехал за ворота. Заметив спавшего на посту у тюрьмы китайского часового, он угостил его ударами своего ташура (камышовой трости), растолковал разбуженному солдату, что спать на карауле нельзя и ускакал в сторону Богдо-улы. Никакой погони "гамины" организовать не успели. Визит барона посчитали знамением, чудом, также как и похищение — опять среди бела дня, на виду у всего города, унгерновскими агентами, бурятами и тибетцами, слепого Богдо-Гэгэна прямо из-под носа целого батальона китайской стражи. После этого один из генералов противника, Го Сунлин, бежал из осажденной Урги, уведя с собой наиболее боеспособную часть гарнизона — 3-хтысячный отборный кавалерийский корпус.

В начале апреля барон вернулся в Ургу и приступил к подготовке своего последнего похода — в Советскую Россию, к Байкалу.

Войска Унгерна составлявшие не более 4–5 тысяч сабель, — включая подчиненные ему отряды атамана Кайгородова, полковника Казагранди и другие белопартизанские группы, — выступили 21 мая. С этими ничтожными силами барон бросил вызов огромному государству, режиму, одержавшему победу в Гражданской войне: тотальное превосходство красных меньше всего смущало его, искавшего подвига и смерти. Унгерн рассчитывал поднять антибольшевистские восстания на Алтае, в верховьях Енисея, в Иркутской губернии, в Забайкалье, надеялся на помощь атамана Семёнова, японской императорской армии.

Однако народ безмолствовал, Семёнов и японцы никакой поддержки наступавшим не оказали. Красная армия вместе с революционными монгольскими частями заняла Ургу и другие важные пункты на территории Халхи, нанесла тяжёлый удар по вторгшимся в Россию отрядам белых. Убедившись в бесперспективности борьбы в Прибайкалье, барон вернулся в Монголию. Однако и здесь почва из-под ног "Цаган-Бурхана" уходит: он понимает, что скудные ресурсы страны не позволят ему сколько-нибудь долго сражаться с большевиками. Унгерн решает уйти в Тибет и вместе со своим войском поступить на службу к Далай-Ламе. Для него Тибет был хранилищем священного знания, где-то там располагалась легендарная Шамбала, "подземное королевство" Агарти — страна древних магов, из глубины своих пещер правящих миром. Унгерн ощущал себя орудием их вселенской воли...

Однако замысел барона осуществлен не был. Узнав о его намерениях, группа офицеров Азиатской дивизии составила заговор. Ближайший помощник Унгерна, генерал Резухин, был убит, ему самому удалось спастись, но власть над своими полками барон утратил. Возглавившие их заговорщики двинулись на восток, в Маньчжурию, Унгерн же отправился в Монгольский дивизион, единственное подразделение, на преданность которого ещё можно было рассчитывать. Однако монголы его обезоружили и связали, отдали своему "Цаган-Бурхану" поклоны и оставили его в юрте, а сами умчались в степь. 22 августа связанного барона обнаружил красный разъезд. Конные разведчики доставили Унгерна в штаб советского Экспедиционного корпуса. Затем его переправили в Верхнеудинск, оттуда — в Иркутск, из Иркутска он попал в столицу Сибири — Новониколаевск. Здесь, при огромном стечении публики, 15 сентября состоялся суд. Барон был признан виновным по всем пунктам обвинения и приговорён к смерти. Вечером того же дня стрелковый взвод привел приговор в исполнение...

К этому добавлю, что монголы хранят легенду, что во время восстания своих полков Унгерн прошёл мимо них, под шквальным ливнем пуль, и ни одна пуля его даже не задела. Монголы считали после этого его бессмертным злым духом, и не стали убивать, когда его связали в юрте намного позже. А лишь с поклонами разошлись в четыре разные стороны, чтобы его дух не настиг их, не зная в какую сторону идти по их следам...