[карабас]

ВОЗДУХ НЕСВОБОДЫ
В нашем любимом Тирасполе на красивейшей улице Ленина, утопающей в буйной зелени платанов, есть одно ужасное место... Это пересечение с улиц Ленина и Карла Маркса. Здесь, на расстоянии 30 метров друг от друга, гудят, словно потревоженные ульи, Городское управление Внутренних дел и суд города Тирасполя. В обоих зданиях ежедневно, а в ГУВД и еженощно без перерывов и выходных в течение многих десятилетий ломаются судьбы, убиваются личности наших земляков. Мужчин и женщин. Молодых, старых, детей. Виновных и невиновных... Унижением со стороны более сильных, дозволенностью унижать. Но главное, унижением со стороны правоохранительных органов от имени нашего государства, скотскими условиями содержания и отношением. Когда я прохожу мимо, обязательно останавливаюсь и читаю «Отче наш». Прошу у Господа Бога милости к тем, кто томится в подвале УВД нередко безвинно. И хочу верить, что отверженным становится хоть немного легче.

Добрая половина жителей республики на собственном опыте знают, что, буквально, в центре города стонет людскими страданиями преисподняя в образе СИЗО (следственного изолятора). Там действуют совсем иные законы, мораль, другие ценности. Там воздух другой. Липкий, тяжелый, затхлый, смрадный. Насыщен отчаянной безнадегой и отходами человеческой жизнедеятельности (во всех смыслах). Его не вдохнуть полной грудью. Все время хочется уберечь от него свои легкие, душу свою . Даже на перекрестке физически ощу*щаешь воздух тюрьмы. Веет могильным холодом.

Это чувствуют и те, кого охраняют и те, кто охраняет. Там человек перестает быть человеком. Там живут в другом измерении. И далеко не каждый выдерживает. За грязными, давно не крашеными дверями совсем другая жизнь. Вернее не жизнь, а существование. Выдерживают далеко не все. Кто-то сходит с ума, кто-то опускается, теряет человеческий облик, кто-то звереет.

Мне рассказывали, что один парень из Днестровска позволил себя унизить до такой степени, что уже и не вытирал плевки со своих волос, тела, одежды. Так и ходил. Сокамерники решили, что ему все равно. А ему не было все равно... Однажды утром он разогнался и со всей силы врезался головой в железную дверь. Потерял сознание. Что было с ним потом, не знаю. Вероятно, остался инвалидом. Но над ним не перестали издеваться.
Вы думаете, начальство об этом не знает?... Об этом знают все. Но кто-то не может ничего изменить, а начальство еще и не хочет.

В один из теплых дней середины августа на дьявольском перекрестке стоял пожилой человек. Худощавый, среднего роста, с короткой стрижкой. Бородка с проседью и необыкновенно выразительные темные глаза. Одет более чем скромно. Перед нами милиционеры, в суд про*вели двух мальчишек в наручниках. Я обратил внимание на то, с какой болью проводили глаза незнакомца этих детей. Потом он приложился к бутылке, сделал маленький глоток из полулитровой пластиковой бутылки: - «Привычка,… чефир…» и что-то сказал, то ли мне, то ли себе.
Я переспросил его. «Пропадут…, совсем дети еще…» «От них зависит» - я почувствовал, что мужчина хочет выговориться. Он неожиданно безаппеляционно отрезал: - «Не от них … От обстоятельств… Обстоятельства бывают сильнее человека.» Мужчина показал на зарешеченные окна подвального помещения ГУВД: - «Вон, видите, «баяны» на окнах. Там они получают первые уроки воровского закона. Для многих из них он станет единственным законом жизни... Неужели так будет вечно?...» Убежденность и боль, с которой говорил незнакомец, не могли не заинтересовать. Несомненно, передо мной стоял человек, который знал многое на собственном опыте.

Он охотно представился: Романчук Анатолий Георгиевич 1950 года рождения. Из 59 лет 39 - отбыл в местах лишения свободы. Практически всю сознательную жизнь. Был «смотрящим» на «Двойке» (тюрьма для рецидивистов в Тирасполе). «Смотрящий» - это один из самых непререкаемых уголовных авторитетов. Последний раз освободился позавчера - 14 августа 2009 года. Как говорится, на свободу с чистой совестью и с 20 рублями в кармане... Начинай новую жизнь, товарищ!... Без жилья, без работы… Где-то в другом мире живет его дочь со своей семьей. А у Анатолия впереди…
По какой статье сидел?... Об этом не спрашивают. По нехорошей… Хороших статей не бывает. Первый раз сел в 14 лет. Отбывал в Бендерской ИТК №8 общего режима. Строил город Бендеры, возводил объекты в селе Варница. Потом вывезли в ИТК №3 в село Бранешты. Там работал на шахте, добывал камень, Освободился 2 сентября 1971 года. В будущий День образования нашей республики.
В 1971 году Верховный Суд Молдавской СССР приговорил Анатолия Романчука к высшей мере наказания – расстрелу. Но расстрел заменили 15 годами строго режима.

Первые 8 лет сидел в тюрьме города Одессы, потом в спецтюрьме города Николаева отбывал вместе со многими известными политическими заключенными. Контингент был очень интересный: писатели, поэты, офицеры, директора заводов. Этот период очень многое дал молодому человеку. Условия содержания осужденных были очень тяжелыми, почти невыносимыми. По 12 часов в сутки собирали конденсаторы, административный террор не поддается описанию. За малейшую провинность – карцер или одиночная камера сроком до года. В камерах по ночам замерзала вода в кружках. Но Анатолий с благодарностью вспоми*нает тех своих товарищей по несчастью. Они дали ему понятие, что такое гуманизм, свобода, достоинство. Убедили на собственном примере, что Человек - это всегда звучит гордо.

Администрация медленно, но последовательно стремилась уничтожить заключенных морально и физически. Выжил благодаря молодости и крепкому от природы организму. А выстоял в значительной степени благодаря школе тех политических зэков, с которыми посчастливилось (как ни дико это звучит) сидеть. Потом была зона в городах Житомире и Коростене. Из этих зон дважды направлялся в тюремное заключение на 3 года и на 1 год за организацию борьбы с административным беспределом.
Далее, - рассказывает Анатолий Романчук, – после выхода на свободу за отказ от сотрудничества с нечистыми на руку работниками правоохранительных органов по сфабрикованному делу вновь получил 14 лет. И в последний раз в Тирасполе получил 6 лет тоже по сфабрикованному делу.

Сидел на «Двойке». Во время июльского бунта 2005 года, когда несколько десятков отчаявшихся заключенных, измотанных нечеловеческим условиями содержания, решились на членовредительство (зашивали рты себе, вспарывали брюшную полость), в результате чего трое стали инвалидами на всю жизнь, принимал активное участие в переговорах с администрацией и правозащитными организациями. В частности встречался с Александром Григорьевичем Радченко. Старался довести до сведения заинтересованных лиц истинные причины бунта заключенных. Найти скорейшее разрешение проблем. Каждый день голодовок наносил непоправимый вред здоровью наших соотечественников.

Осужден был четыре раза. Но на нем нет крови. Всю жизнь в меру своих возможностей боролся с тюремным беспределом. Стремился уберечь молодых от роковых ошибок. В значительной степени благодаря ему, Анатолию Романчуку, «Двойка» известна своими строгими порядками. Пусть по понятиям, но порядками. «Единичка» же (ИТК №1 в селе Глинное Григориопольского района, где сидят осужденные впервые), напротив славится тюремным беспределом. Там не действуют и понятия.

Теперь Анатолий полон решимости докричаться до каждого из нас от имени своих товарищей по несчастью: Мы, преступники, не хотим грабить, воровать. Нас в такие условия поставило общество. Оно же содержит нас за решеткой за большие деньги налогоплательщиков. В ответ и мы отвергаем законы общества. В тюрьмах Приднестровья около 3 тысяч заключенных. Около 10 тысяч членов их семей. Жестоко страдают и те, и другие, и пострадавшие от наших действий. И мы это тоже понимаем. В местах лишения свободы не исправляют. Там калечат, убивают душу и тело. Из тюрем общество, семьи получают гораздо более страшное, нежели провожают туда. Необходимо срочно остановить этот дьявольский конвеер. Каждый день промедления уносит новые и новые судьбы, жизни наших соотечественников. Нас и так мало на планете Земля. И начать нужно с осознания происходящего варварства.

Анатолий находился в Кишиневской тюрьме, в августе 1991 года, когда доставили будущего Президента ПМР Игоря Николаевича Смирнова. Тогда заключенные, сочувствовавшие Приднестровью, приняли решение оказать ему поддержку.

Переписывался с Академиком Андреем Дмитриевичем Сахаровым и его женой Еленой Бонар, с главным редактором журнала «Огонек» Виталием Коротичем. Эти люди глубоко осознавали происходящее и за затворами тюрьмы, и «тюрьмы» (как они считали), вне зоны. Пытались что–то делать и делали. В тюрьмах России положение уже существенно отличается от того, каким было оно в советское время. Там начали реальный процесс исправления, перевоспитания, стараются не унижать человека. Перенимают опыт в этом нелегком деле передовых стран демократии, внедряют стандарты Евросоюза.

Анатолий считает, что не зря прожил свою мученическую жизнь. Ибо был рядом с теми, кому тяжелее всех.
В тощем портфельчике Анатолия оказался сборник стихов Бориса Марьяна «Тюремная тетрадь» с дарственной надписью моего и его хорошего знакомого – выдающегося зэка, нашего земляка – уроженца села Красногорка Григориопольского района – Бориса Тихоновича Марьяна. Я дружил с ним и он как-то даже «грозился» сделать из меня настоя*щего публициста. Длительное время Марьян работал главным редактором газеты «Независимая Молдова». И это была очень хорошая газета. Сидел он не за национализм. Национализм чужд ему, как и всякому истинно интеллигентному человеку. За антисоветизм сидел. Кстати, вот этот стих, за который 19-летний студент Киевского университета получил пять лет лагерей. Он интересен нашим читателям еще и тем, что рассказывает о событиях, которые происходили в Приднестровье.

Дело в том, что отец Бориса Тихоновича был участником крестьянского бунта летом 1919 году. В котором активное участие приняли крестьяне от Паркан до Плоского и Дубоссар. Выступали «За Советы без большевиков». Восставшими была захвачена половина Тирасполя. Бунт был подавлен Котовским самым жестоким образом. В одних только Парканах было казнено около 500 (!) крестьян. Отец Бориса - крестьянин из Малаешт был арестован и приговорен к расстрелу. Но старшим «расстерельного наряда» оказался его односельчанин, друг детства. И отпустил крестьянина, взяв с него слово, что тот не появиться в селе в ближайшие 2 – 3 года. Борис изложил свои впечатления о тех событиях в стихах. И это стоило ему пяти лет жизни в лагерях Мордовии и Сибири.

Наличие общего хорошего знакомого расположило нас с Анатолием к долгой доверительной беседе на волнующую тему. Во время разговора Анатолий время от времени прикладывался все к той же к полулитровой пластиковой бутылке с чефиром.

Но вернемся к главной теме нашего разговора: почему «Обстоятельства»?...
Все дело в системе. Вернее сказать в системах. Попавший в систему тюрем и зон, из нее просто так не вырвется. Его не отпустит система из-за колючей проволоки и, главное, не примет система нормальной жизни. Эти две системы жизни существуют независимо друг от друга. Бывшие зэки не любят рассказывать о своем прошлом. Стараются забыть поскорее. И родные не расспрашивают, не хотят травмировать лишний раз. А те, кого это пока не коснулось, не хотят знать о том, что происходит за колючей проволокой. Но как не попасть в систему. Тут очень большую роль играют условия, в которых воспитывался молодой человек или девушка. Под чье влияние попадет в годы отрочества.

О чем может предупредить вступающих в жизнь и их родителей этот видавший виды, усталый человек? Какую истину постиг он ценою собственной жизни?...
Самую простую: бежать от дурных и даже сомнительных компаний. Родителям никогда не мириться с тем, что их ребенок начал курить, пить пиво, играть в карты на деньги, пропускать занятия, бездельничает, связался с сомнительной компанией. Уже не говоря о наркотиках. Наркотики это смерть, горе семьи неописуемое. Тут надо бить тревогу во все колокола. Предупредить наступление беды всегда легче, чем потом ликвидировать беду и ее последствия. Если закрывать глаза на очевидное, надеяться на государство, «на авось» – не миновать худшего. Особенно в наши годы, когда государство не то, что самоустранилось от воспитания подрастающего поколения, оно принимает активное участие в растлении молодежи.

В России с 1 июля закрыты все игорные заведения. В порочном городе Одессе закрыты эти рассадники зла и порока. Запрещена продажа спиртного несоверщенолетним и в не установленое время. И только у нас Игорь Николаевич Смирнов и его команда делают вид, будто не замечают рекламу игорных домов и спиртных напитков соседней Украины, навязываемых нам с маниакальным упорством на главных улицах столицы ПМР. В любое время дня и ночи спиртным хоть залейся. Продадут даже ребенку.
На памяти Анатолия в разные годы прошли различные категории начинающих преступников. Раньше в тюрьмы впервые попадали растратчики, аварийщики, совершившие правонарушение либо преступление «по пьяне». В последние годы участились посадки наркоманов, в том числе и «по подставе». Проходят перевоспитание в тюрьмах дезертиры из армии ПМР. Теперь появились первые игроманы, совершающие преступления, находясь во власти «одноруких бандитов» и рулетки. Игромания, в отличие от алкоголизма и наркомании не поддается лечению. Невыносимая жажда игры требует денег, и игроман нередко идет на преступление. Наша газета описывала случай, когда сын убил и расчленил собственную мать, за то, что та не смогла дать ему крупную сумму денег на игру.

Работникам исполнительных органов власти либо лень этими проблемами заниматься, либо не до них (нужно бороться, отдавая все силы, за упрочнение собственной власти), либо невыгодно. Но уже искалечены жизни многих молодых граждан нашей республики и калечатся сегодня, и будут калечиться завтра. Да, надо прямо сказать, разложение населения Приднестровья ведется не просто при попустительстве, а при активном участии приднестровского государства.

Надеяться на профилактическую работу правоохранительных органов тоже не следует. Им не до профилактической работы. Они (милиционеры, судьи) – тоже жертвы и рабы созданной системы. Анатолий их не винит. Система противопоставила милицию и все остальное население друг против друга. «Дяди Степы», «Анискины» среди них встречается крайне редко. А от «Ментов с улицы разбитых фонарей» понимания и пощады не жди. Им некогда, да и не*досуг.

За совою долгую тюремную биографию Анатолий видел немало сидящих, без вины виноватых. Кто-то взял на себя чужой грех, кого-то вынудили под пытками. Чаще попадают под суд и в тюрьму в результате «подставы». А потом вынуждают брать на себя «висяки» - не раскрытые преступления. Так достигаются высокие, просто рекордные показатели раскрываемости преступлений. Приднестровская милиция может подавать заявление в комиссию по внесению ее в книгу Гинесса. Как мирового рекордсмена по раскрываемости. Вот только преступлений в результате меньше не становиться. Наоборот, растет преступность.
Не секрет, что правоохранительные органы стран на постсоветском пространстве тесно связаны с преступностью. И нередко вмешиваются в бандитские разборки, жертвами которых становятся невиновные в данном конкретном эпизоде граждане.

О пытках, тоже разговор особый. Депутат Верховного Совета Галина Михайловна Антюфеева говорила несколько лет назад о том, что милиция применяет и «ласточки» - подвешивание за руки и ноги, заведенные за спину, и «слоники» - пытки удушением. Приднестровские зэки бла*годарны ей за эту тяжелую правду. О пытках в милиции Анатолий может написать диссертацию. Самого истязали много раз. В арсенале мучителей – садистов такой набор приемов и методов, который не выдержит даже самый сильный.
Легче всего стражам порядка работать с наркоманами. Тех обещают свозить «на точку», чтобы там «вмазаться», или крутят перед носом заряженным шприцом. И наркоманы скажут и подпишут все, что им велят. И то, что делали, и то чего не делали. И дело готово для направления в суд.

Советской власти с первых лет и со времен сталинского террора, нужны были арестанты в огромном количестве, как дармовая рабочая сила. Строить Днепрогэс, Турксиб, Беломорканал, БАМ...

Приднестровские правоохранительная исправительная системы наследовали все пороки системы советской. Но в признанных государствах работают международные правозащитные органы (не путать с правоохранительными). И плодотворно работают. Их основная идея состоит в том, что нужно наказывать оступившихся, переступивших закон. Но не унижать, не уничтожать их человеческое достоинство, не уничтожать личность. Приднестровская, так называемая, «исправительная система», словно, заспиртованная, осталась в том виде, в каком существовала при Советской власти. К тому же добавила современных пороков. Подавляющее большинство заключенных лишены права работать. Общество может допустить безработицу на воле, где человек найдет чем полезным заниматься еще. В неволе у него нет выбора. И есть только одно «дело» - они строят лагерную жизнь по воровским законам. Развивают эти законы, применяют творчески к современными условиям. И «поле тут непаханое».

Наш разговор с Анатолием Романчуком проходил на улице, продолжался в редакции. Честно говоря, я почувствовал свою вину и перед ним, и перед теми, кто томиться в аду виноватый и правый.
Было видно, как нелегко даются ему слова, но он дал слово себе рассказать о своих братьях по несчастью всем. И не для того, чтобы вызвать жалость, а для того, чтобы побудить к действию. То, что твориться в камерах и зонах, в конце концов разъест общество и государство изнутри.

Отдельная тема «Воровские законы». Анатолий Романчук, считает, что писал их один из видных чекистов - соратник Дзержинского в 1924 году. Зачем?... Затем же, зачем создана система дедовщины в армии. Для обеспечения самоуправления лагерным людом. В армии - для самоуправления солдатскими массами. В зонах - для создания системы легкой и безопасной службы для лагерного начальства. Для того и существуют смотрящие камер, бараков, смотрящие за игрой, смотрящие зоны. На них возложено, с них спрашивают вышестоящие, но им и дозволено…
Впрочем, о воровских законах Анатолий обещал рассказать в следующий раз. И о многом другом.

Николай Бучацкий