[PMR]

Крик против рутины

Так же, как поутру просыпаться,
привычно дорогам, лучам, мечтам
входить в твой стих, легко рифмоваться
и жить по затверженным образцам.


Не спросят — надо тебе иль не надо,—
сами они выполняют обряд.
Были б чернила да ручка рядом —
уже в дифирамбах они звенят.

Что вышло — поймешь, но что с них взыщешь,
бейся хоть об стену головой.
Словцом «сойдет» снисхожденья, как нищий,
просит стих беспомощный твой.

Я огрызаюсь горько и больно,
браню, как божка никчемного, зло:
как он терпел в то время, безвольный,
когда его ржавчиной обволокло!

Но голос юности издалека
(а может, он совсем недалек)
властно мои прерывает упреки
и мне самому возвращает упрек.

Мучит настойчиво и тревожит,
когтистый, ворочается в груди:
— Вот молодой, на тебя похожий,
прямо в глаза ему погляди...

Ведь было, ах, было упорным и цепким!
Говорю и вижу, тревожась,
то исканье, дотошное, рвущее щепки,
из того, что, желая, узнать не можешь.

И вижу его сердцу дающим обеты,
наивной, безумною верою горд
такую тяжесть нести по свету,
от которой и сам надорвался бы черт.

У жернова слов ради трудной удачи,
никем работяга не видим в пыли,
веял, дробил, голодный батрача,
чтоб люди с белым хлебом ушли.

Не розовый домик с лучами сквозными,
что выткан снующим легко челноком,
а век безымянной работы во имя
зерна одного, что правдой зовем.

Ни похвал, ни успеха,— но нет покоя.
Поэт? И во сне не сказал бы о том.
Но если даже случится такое —
другие пусть скажут, и то потом.

Вот с кем кое-где я вожусь порою,
встречаюсь, как будто совсем невзначай.
Молчит, улыбаясь, но я-то не скрою,
я знаю, он спрашивает: Отвечай!

А ты, круглый умник, пальцем грозным меня на прицел возьми.
Я с жизни своей рашпилем поздним ржавчину выскребу перед людьми.

1956